(no subject)

В наше время человек может позволить себе на время отгородиться от боли и смерти. Наши деды знали их очень хорошо. Но мы сдали своих дедов в больницу, чтобы не видеть, как они умирали, и больше не вспоминали об этом. Теперь в нашем распоряжении дома престарелых, хосписы и прочие эвфемизмы. Не вижу-значит, не знаю. Не знаю-значит, ничего нет. И мы идем по жизни с фатальной уверенностью, основанной на абсурдном убеждении или надежде, что страдание, болезнь и смерть-это не для нас. Мы не думаем о смерти. Сам образ нашей жизни, такой разумный и здоровый,-красивые и бессмертные-заставляет нас полагать, что Ужас давно отошел на второй план, передвинулся в разряд того, что может случиться, но никогда не случается. А Ужас между тем никуда не делся. Он затаился и ждет подходящего момента, чтобы толкнуть нас в пучины жестокости и страха. Ты влюбился, собираешься в отпуск, заканчиваешь учебу, празднуешь день рождения или выходишь на пенсию, а Ужас тут как тут. В столовой взрывается бомба, кретин Манало вырывается на встречную полосу, или ни с того ни с сего тебя поражает удар. И всё становится на свои места. Так всегда, мы просто забыли. И человек, не готовый к ударам судьбы, понимает, насколько он слаб и ничтожен. Понимает, что он смертен.
     Таков закон жизни. Так было всегда, на протяжении веков, и будет до скончания мира. И потому никак нельзя простить удивление, с которым мужчина слушал крики женщины в белом платье. Ничем нельзя оправдать этот идиотский вопрос: почему это случилось именно со мной? (Артуро Перес-Реверте).